ЗА ЧТО СОВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ НЕ ЛЮБИЛА БЛАЖЕННЫХ
Ксения Орабей
Источник: Милосердие.Ru
О блаженном Максиме Румянцеве епископ Кинешемский Василий говорил: «Многих я видел подвижников, молитвенников и духовных людей, но этот ближе всех к Богу». Память 13 августа
Разозлить его было невозможно
Когда Максиму исполнилось 10 лет (1870), он потерял отца, а вскоре и мать. Для мальчика это стало таким потрясением, что чуть погодя он ушел странствовать, как говорили, «по святым местам».
Тридцать лет о нем ничего не было слышно, а когда Максим вернулся, то его едва узнали: он странно выражался, предпочитал жить на улице и ходить босиком. При этом знал наизусть многие церковные службы и богослужебные тексты, часто их напевал. А читать не умел.
Поначалу в деревне решили, что Максим в странствиях лишился рассудка. Но со временем некоторые стали догадываться, что тут другое. Вроде, говорит чудно, а если прислушаться – получается загадка, которая вскоре отгадывается событиями в жизни.
Однажды, в начале войны 1914 года, односельчанина Максима, Андрея Груздева, в бане которого иногда жил Максим, призвали в армию. «Прощай, Максим Иванович, может, не вернусь!..», — сказал Груздев ему перед уходом. «До свидания, сладкий барин!», — ответил Максим Иванович со «сладкой», радостной улыбкой. И Груздев почувствовал, что они еще встретятся. Эта мысль поддерживала его на войне, и вернулся с фронта он живым и здоровым.
Дочь его, Веру Груздеву, Максим Иванович называл Христовой невестой. «Верно, ты, Вера, замуж не выйдешь», — говорила ей мать. И действительно, она осталась девицей.
Были люди, которые жалели Максима, называли уважительно «Максимом Ивановичем», старались его накормить, обогреть и дать приют. А вот деревенские мальчишки, точно, как написано в старинных житиях, смеялись над святым: били его камнями и палками и дразнили. Максим Иванович только улыбался, разозлить его было невозможно.
Если кто-нибудь дарил сапоги Максиму, он их сразу же отдавал другим людям или клал в них бумагу, чтобы ходить было неудобно. У него было две рубахи, которые он одевал одну на другую и никогда не снимал.
Как-то раз друг Максима, священник Николай Житников, уговорил Максима «попариться в бане». Долго священник стоял под дверью, а когда зашел в парную, то обнаружил Максима, сидящего в грязных рубахах на полке. Максим, весь красный, с улыбкой сказал: «Так ты же мне сам велел париться, а не мыться».
«Да пожар же!»
Максим Иванович никогда не говорил с человеком прямо, а всегда как бы о себе. Пришел как-то к Максиму Ивановичу священник Григорий Аверин, и блаженный сказал ему:
– Вот Максима Ивановича скоро заберут. Скоро заберут – да это ничего. Умрет Максим, и прилетит соловей, но не сядет на могилку и не пропоет.
Вскоре о. Григорий был арестован и в лагере расстрелян.
И только когда человек никак не понимал сказанного, блаженный Максим говорил прямо. Как-то сидел Петр Кочерин со своими друзьями на завалинке. И Максим Иванович тут же. Вдруг посреди разговора Максим Иванович говорит:
– Вот, дымок пошел.
Но никто не обратил на это внимания. Максим Иванович через некоторое время настойчивее произнес:
– Дымит. Дымит.
Но опять никто на его слова не обратил внимания, и тогда Максим Иванович уже в голос закричал:
– Да пожар же!
Тут все вскочили. Забежали за дом, а там полыхало гумно.
В гости к Максиму Ивановичу из Кинешмы, пешком (60 км от деревни, где жил блаженный) часто приходил епископ Кинешемский Василий (Преображенский), с которым блаженный имел духовное общение, владыка его исповедовал и причащал. Епископ говорил о юродивом: «Многих я видел подвижников, молитвенников и духовных людей, но этот ближе всех к Богу».
Епископ, который и сам был праведник, понимал, что под видом деревенского простака Бог послал людям подвижника, достигшего чистоты сердца, бесстрастия, независимости от чего-либо земного и потому получившего многие дары – прозорливости, утешения, благодатной помощи людям.
Максим, предчувствуя визит епископа, предупреждал Екатерину Груздеву, у которой часто жил. Благодаря этому она успевала навести порядок и подготовиться к приходу дорогого гостя.
Но незадолго до ареста епископа Василия Максим не стал предупреждать хозяйку, а когда епископ пришел к Максиму, блаженный усадил его не в доме за столом, как обычно, а на пороге, предсказывая скорые испытания.
Пришедшей к нему Ольге Добрецовой Максим Иванович сказал:
– Ты оставайся, а то люди злые…
Не послушалась она и пошла. Нужно было идти глухим местом. И видит – стоят мужики. Бросилась она бежать, мужики – за ней. Взмолилась Ольга к блаженному Максиму о помощи. И слышит – стих звук погони, перестали ее преследовать.
Ольга никогда не рассказывала блаженному подробностей своей жизни в общежитии, где у нее не было ни кровати, ни постели, она спала на полу.
Максим Иванович сам говорил:
– Вот развалятся, как баре, на кроватях, а у меня – пальто под голову и под себя.
Пальто это вскоре украли, о чем ей блаженный сам сказал:
– Вот какие злые люди, пальтушку украли. Но ты не расстраивайся. Вскоре Ольга нашла на земле деньги, которых как раз хватило на покупку пальто.
Бывало, что Максим Иванович ни к кому не шел ночевать, а садился со своим мешком посреди улицы и сидел здесь по нескольку дней. Однажды зимой он просидел так неделю. Одна женщина сжалилась над ним:
– Максим Иванович, так же нельзя.
– Конечно, нельзя, – кротко ответил блаженный, но не сдвинулся с места.
Однажды, когда блаженный жил у Груздевых, он начал с самого утра петь заупокойные стихиры и пел их почти весь день. Хозяйка спросила:
– Что ты все заупокойные стихиры поешь? Максим не ответил, продолжая петь, а закончив, сказал:
– Ну, теперь все. Отпето. Опускайте в могилу.
Вскоре приехали из Кинешемского Успенского монастыря и сказали, что в монастыре умерла монахиня.
Пора багаж собирать
Многие, видя, какую жизнь блаженный Максим ведет, говорили:
– Максим Иванович, ты уже спасен, ты уже в Царстве Небесном.
– А кто это знает: в Царстве ли? – ответит блаженный, глянет на образ Царицы Небесной. – Царица Небесная! – воскликнет и заплачет.
Очень любил Максим Пасху. Зная службу на память, он подпевал на богослужении, а потом сидел до рассвета, молился. На Пасху, говорил, — солнце играет.
Незадолго до своего ареста (1928) Максим Иванович пришел к о. Николаю Житникову и сказал:
– Отец Николай, давай багаж собирать.
И действительно, вскоре они оба были арестованы. Как выяснилось, секретарь деревенского комитета бедноты (позже председатель колхоза) Василий Сорокин и его сын Владимир пожаловались на юродивого в ОГПУ, просили забрать его в тюрьму.
За блаженным и отцом Николаем приехали в село. Стояла зима.
Андрей Груздев спросил у милиционера, в чем обвиняют Максима Ивановича? Милиционер ответил: «Да нам не жалко. Он нам не мешает, но на него уже третье заявление подано с просьбой арестовать.
Так что собирайся, Максим Иванович, поехали». Максиму не потребовалось время на сборы: у него не было вещей. По пути одна женщина спросила у Максима, куда его везут. Он радостно ответил: «К Царю на обед!» Он знал, что впереди его ждут жестокие побои и смерть, но и видел, какую награду приготовил ему Господь за страдания.
В кинешемской тюрьме юродивому организовали пытки, держали то в жаре, то в холоде. Священник Николай Житников был свидетелем мучений и убийства блаженного и говорил, что святой безропотно переносил страдания и «умер, как великий праведник».
За что арестовали блаженного?
А все-таки, за что же арестовали блаженного Максима Ивановича? Чем помешал «странненький» главе деревенской бедноты Сорокину и его сыну-трактористу? Вроде не кулак, чтоб позавидовать, и не видный катехизатор молодежи? Так за что?
Клирик храма Покрова Божией Матери на Лыщиковой горе (Москва), автор житий новомученников и исповедников российских, игумен Дамаскин Орлов, на вопрос, чем советской власти мешали юродивые, говорит так:
«Люди боялись открыто исповедовать свою веру, но почитание Христа ради юродивых, блаженных, все оставивших ради бескомпромиссного исполнения заповедей, не прекратилось, хотя этот подвиг приобрел в ХХ веке несколько иной смысл.
Юродивые, жившие в христианском обществе, шли на крайнее средство для приобретения совершенного смирения — непрекращающееся поношение от мира <…> в двадцатые и тридцатые годы юродивые становятся духовными просветителями, живыми носителями церковного опыта, проповедниками Священного Писания, наставниками в духовной жизни.
В условиях, когда храмы были закрыты, духовенство арестовано, сослано или расстреляно, именно к юродивым обращались люди за христианским советом, помощью, утешением».
Использованы материалы книги игумена Дамаскина Орловского «Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 2» Тверь. 2001. С. 265-271.
Ксения Орабей
Добавить комментарий
Для отправки комментария вам необходимо авторизоваться.