Приход храма равноапостольной Марии Магдалины

Из всего, что прочитала за эти дни о ПАТРИАРХЕ ТИХОНЕ, особенно запомнились воспоминания человека, далекого, казалось бы, от религии и Церкви: комсомолки, убежденной материалистки, сотрудницы ГПУ Марии Вешневой. Она караулила и опекала Патриарха в период его заточения в Донском монастыре. В ее воспоминаниях Старец (она пишет это слово с большой буквы) — просто как живой. И нет ничего убедительнее этого взгляда «с той стороны»:***– Алеша, как его называть? Гражданин патриарх? Товарищ Тихон? Ваше Преосвященство?Алеша пожал плечами:– Черт его знает!В этот момент вошел Старец. Алеша слегка хлопнул его по плечу.– Как жизнь… синьор?Патриарх улыбнулся, поздоровался и стал излагать какую – то очередную просьбу.Патриарх любит тепло. Иногда, поздно вечером, просит затопить у себя. Сидит на маленькой скамеечке с кочергой и смотрит на пылающие дрова. Ребята говорят – мечтает, а я уверена, что что – то сжигает, но об этом Рыбкину я не докладываю.Патриарху ни с кем нельзя видеться. А посетителей бывает много. Часовой звонит, я впускаю на площадку, выслушиваю, докладываю патриарху и передаю ответ.Чаще всего ему несут дары – самые разнообразные: дрова, рамку меда, заштопанные носки, фунт свечей, мешок муки, две луковицы, штуки полотна и т. д. и т. п.Обо всем докладываю и все отправляю монашке. Так мы называем женщину, которая живет во дворе и которая ему готовит.Кроме того, я заполняю журнал. За сутки я должна сделать не меньше шести записей. Журнал ведется под копирку. Один лист мы ежедневно передаем Алеше, а другой остается у нас. На основании наших записей Алеша ведет дневник.На дежурство мы приезжаем к девяти. В этот час патриарх завтракает.У него очень строгий режим. Просыпается в шесть. Выходит на площадку и, обнаженный по пояс, делает гимнастику. Тщательно умывается. Долго молится. Завтракает. Всегда по утрам пишет. Прогуливается по комнате. Снова работает. За час до обеда, тепло одетый, выходит на стену. Прогуливается до башни и обратно. Мы за ним не выходим, наблюдаем из окна.К этому времени двор заполняется народом. Это верующие ожидают его благословения. Патриарх время от времени подходит к краю стены и молча благословляет крестным знамением. Многие опускаются на колени. Матери поднимают детей. Всё молча, разговаривать не положено.В час обедает. До трех отдыхает. В четыре «кушает чай», после чая садится за стол. Опять работает – пишет или читает.В пять обычно топим печи. Патриарх прогуливается по всем комнатам с кочергой и помешивает. Иногда мы сидим перед нашей печкой на лестничной площадке. Патриарх, красноармеец и я. Иногда печем картошку и тут же едим ее, душистую, хрустящую. Дружелюбно разговариваем.Меня поражает его такт. Он умеет разговаривать свободно и живо, не касаясь никаких скользких тем.Однажды красноармеец спросил:– Скажи, отец, а Бог – то есть?Я от этого вопроса вспотела и про себя обругала красноармейца. А патриарх спокойно ответил, правда, туманно и длинно, в том смысле, что Бог у каждого в душе свой.В семь ужин, и после этого патриарх к нам до утра не выходит.Я к нему в комнату никогда не захожу. А ребята подсматривают и говорят, что он очень долго стоит на коленях и иногда будто бы всю ночь.Вид у него представительный. О таких говорят – дородный. Лицо некрасивое, простоватое – мужицкое. Очень интересные глаза. Глубоко посаженные, умные, серые – говорящие.Моими книгами он интересуется. Всегда просит дать ему почитать, особенно журналы. Но никогда у себя не оставляет, просмотрит и возвращает.Однажды он спросил, читала ли я Жития Святых.– Нет.Он сказал, что это не лишено интереса и если есть возможность, то познакомиться не мешает. Принес и сам отметил, с чего начать и на что обратить внимание. А когда я спросила, почему он рекомендует именно это, он сказал, что это самое яркое, а остальное однообразно.Когда я прочитала всю книгу, то убедилась, что рекомендовал он действительно самое поэтическое.Патриарх часто причащается. Он говорит мне, что ему необходимо принять «святые тайны». Я посылаю красноармейца в церковь. И вижу в окно, как идет священник в полном облачении, неся на голове чашу со святыми дарами, покрытую воздухами, а за ним часовой с ружьем. Священник проходит в покои. Мне «положено» идти за ним и наблюдать всю церемонию причащения. Я этого не делаю, посылаю парня.Два раза в неделю патриарх меняет белье личное и постельное. Мне «положено» все проверить. Я поручаю ребятам.Мне «не положено» убирать комнаты патриарха. Но в его отсутствие я довожу их до идеального блеска. Ведь ни он сам, ни красноармейцы сделать этого не умеют.С Лубянки патриарх возвращается всегда очень утомленным. А когда отдышится – пройдется по всем комнатам, остановится в дверях дежурки и на меня посмотрит. Он ничего не говорит, только глаза у него улыбаются.Я дала Наде слово заменить ее в новогоднюю ночь, за нее отдежурить. Мы сидели с красноармейцем вдвоем. Он дремал, а я читала. Было очень тихо. В церкви шла служба, и до нас доносились торжественные удары колокола. Я читала невнимательно, так как представляла, что все верующие молятся сейчас о патриархе и он это понимает и мысленно с ними.А когда наступил Новый год и мы по благовесту поняли, что начали поздравлять, раздались тихие шаги. Удивленные, мы обернулись (патриарх никогда не приходил ночью), увидели его. В шелковой рясе, с большим золотым крестом на груди, с тщательно расчесанными серебряными волосами.Он держал деревянный поднос, полный пряников, пастилы, орехов и яблок. Поставил на стол, низко поклонился и поздравил нас с Новым годом. Мы встали и тоже поздравили его, пожелав здоровья и удачи. А потом вскипятили чай, вызвали часового и великолепно втроем отметили Новый год.Последнее время Алеша каждый день возит патриарха на Лубянку….Кстати, друзья, если кто-то знает, где можно найти воспоминания Вешневой полностью или какое-то сведения о ее собственной судьбе — поделитесь, пожалуйста. Я прочитала лишь, что воспоминания были опубликованы в 50-х годах, но где? Могли ли они быть опубликованы в СССР? Не знаю. МАРИНА БИРЮКОВА.