Приход храма равноапостольной Марии Магдалины

КАК АРХАНГЕЛ МИХАИЛ ПОМОГ ЛЕТЧИКУ ДЕВЯТАЕВУ СОВЕРШИТЬ НЕВЕРОЯТНЫЙ ПОБЕГ ИЗ КОНЦЛАГЕРЯ ПАНЕМЮНДЕ НА ОСТРОВЕ УЗЕДОМ,  в результате которого наша страна получила  новейший двухмоторный модернизированный бомбардировщик «Хенкель-111», сведения о дислокации «Испытательной станции военно-воздушных сил» со стартовыми площадками ракет ФАУ-1 и ФАУ-2, катапульты для управляемых ракет, а самое главное – заводских корпусов, в которых готовилось новое сверхмощное оружие Германии, добытые сведения легли в основу создания первой советской ракеты. В 1957-м, после успешного запуска первого советского спутника, о подвиге Девятаева и его товарищей вышел очерк в «Литературной газете», а вскоре летчику было присвоено звание Героя Советского Союза.

Михаил Девятаев рассказал монахине Лукиане , что ему помогал Архангел Михаил: «Ангел был с ним в Кляйнкенигсбергском концлагере, а затем в концентрационном лагере Заксенхаузен. Ангел сопровождал его на пароме, когда Девятаева вместе с 500 заключенными немцы везли на остров Узедом, в концлагерь Пенемюнде. На этом острове размещалась «Испытательная станция военно-воздушных сил», аэродром, стартовые площадки ракет ФАУ-1 и ФАУ-2, катапульта для управляемых ракет, а самое главное – заводские корпуса, в которых готовилось новое сверхмощное оружие Германии. Пленные с этого острова не возвращались, а привозили их сюда для выполнения тяжелых работ.

Именно Ангел внушил ему мысль бежать на немецком самолете из плена. «Ты Михаил – и я Михаил», – решительно произнес Небожитель. И как только Девятаев сердцем поверил в «возможность невозможного», события начали стремительно развиваться.

Несколько раз военнопленных направляли на уборку снега вокруг ангара, в котором находился новейший двухмоторный модернизированный бомбардировщик «Хенкель-111» – самолет командира авиачасти. Девятаеву удалось даже несколько раз приблизиться к стенду, на котором были отражены тактико-технические параметры бомбардировщика, оборудованного локатором. Многое из увиденного осталось в памяти. На работы их сопровождал вахтман – флегматичный немец, который часто сидя дремал, зажав между колен автомат.

«Если раньше Ангел являлся мне эпизодически, то 8 февраля, в день побега, он был постоянно рядом»,– рассказывал Девятаев.

…Когда десять советских военнопленных, пристукнув вахтмана-конвоира, подбежали к бомбардировщику, открыть дверцу кабины пилотов они не смогли – она оказалась закрытой на ключ. «Все пропало!» – в отчаянии подумал Девятаев, но Ангел решительно произнес: «Ты Михаил – и я Михаил!»

«С какого-то момента члены «экипажа» уже работали с молниеносной быстротой, как заправские авиаторы, хотя никто из них до этого и близко не бывал около самолета»,– писал Девятаев в своей книге «Побег из ада».

Уже были сняты струбцины с элеронов и рулей, убраны колодки из-под шасси, включены тумблеры, но приборы… молчали. «Нужен вспомогательный аккумулятор для запуска моторов»,– принял Девятаев от Ангела мысль. Тут же рядом на земле оказалась аккумуляторная тележка, силовой кабель которой кто-то из «экипажа» уверенно подключил к бортовой электросети.

Теперь от Ангела следовали одна за другой четкие, понятные советы-команды. И вот запущен правый двигатель, затем левый. Самолет вырывается из ангара к взлетно-посадочной полосе, на которую в это время садятся немецкие истребители. Секунда ожидания – а затем бомбардировщик пытается взлететь. Первый раз неудачно. Ангел успокаивает и снова спокойно объясняет, руководит, одновременно пресекает панические настроения «экипажа». Кстати, никто, кроме Девятаева, Ангела не видел.

Вдогонку взлетевшему бомбардировщику устремились истребители, но «Хенкель» успел уйти в облака. Потом самолет пролетел над конвоем немецких кораблей, а через два часа приблизился к линии фронта. Советские зенитные батареи открыли по нему огонь, и снаряд пробил крыло самолета, осколками была продырявлена кабина пилотов. Миновав шквал заградительного огня, бомбардировщик приземлился в тылу советских войск. «Ты Михаил – и я Михаил!» – радостно произнес Ангел и уже более не являлся Девятаеву.

«Тебе помогал Архангел Михаил, твой Небесный покровитель!» – волнуясь, сказала я Девятаеву.

«Да, именно он,– утвердительно кивнул головой Михаил Петрович. – Вот и вся моя тайна»,– тихо, после некоторой паузы, добавил он.

Возьму на себя смелость утверждать, что Бог послал своего Архистратига – Предводителя сил Небесных – Архангела Михаила в помощь летчику Михаилу по молитвам его отца Петра Тимофеевича и матери Акулины Дмитриевны. Всю войну они молились Господу о спасении сына, тринадцатого в их семье.»

https://pravoslavie.ru/37699.html

13 июля 1944-го, во время воздушного боя близ Львова: в тот день его самолет был сбит, а сам он с тяжелыми ожогами, без сознания, попал в плен.

После первой попытки побега, завершившейся неудачей, участь пленника была решена — его ожидали печи Заксенхаузена. От верной гибели Михаила спас случай — в санитарном бараке парикмахер из числа заключенных заменил бирку смертника на его робе биркой штрафника, принадлежавшую погибшему учителю с Украины Григорию Никитенко. Под этим именем он и числился в лагерных архивах — а летчик Девятаев значился там в списках казненных.

— Таких поворотов судьбы в жизни отца было много, — вспоминает Александр Девятаев.

Следующим «кругом ада» стал лагерь смерти Пенемюнде на балтийском острове Узедом. Именно там находился полигон, где фашисты испытывали «оружие возмездия», а значит, покинуть остров заключенные могли лишь через трубу крематория. Того, кто все же решался на отчаянный шаг, ожидала показательная казнь — прямо на плацу перед строем узников на пойманного беглеца спускали овчарок, которые живьем разрывали его в клочья…

Михаилу и девяти его товарищам удалось невозможное. День восьмого февраля 1945 года много лет спустя в книге воспоминаний он восстановит поминутно: как, по его команде расправившись с конвоиром, узники ринулись в стоящий бомбардировщик, как незнакомая машина сначала отказывалась подниматься в воздух, нарезая круги по взлетной полосе, как уже бежали со всех сторон эсэсовцы, как товарищи кричали: «Мишка, ну что же ты?!», как он почувствовал между лопаток леденящий холод штыка, как штурвал не поддавался ослабевшим от голода рукам, и беглецам пришлось укрощать его втроем — пока, наконец, захваченный самолет не взмыл в небо над островом…

«Товарищ Сергеев»

В Севастополе умер 96-летний командир легендарного «морского охотника»

Историки назовут случившееся чудом — бомбардировщик «Хенкель -111», управление которым Девятаев освоил практически уже в воздухе, не смогли сбить ни поднятые по тревоге немецкие истребители, ни советские зенитки. Верный шанс расстрелять беглецов в упор был у попавшегося им навстречу «Фокке-Вульфа» — но у возвращавшегося на аэродром фашистского самолета бензобак был пуст, боекомплект израсходован. Приземлившись по другую сторону фронта, экипаж в полосатых робах передал своим точные координаты ракетных установок «Фау-2», благодаря чему засекреченный полигон был разгромлен. Когда об этом доложили Герингу, он пришел в ярость и приказал отдать под трибунал лагерное начальство Пенемюнде.

Однако родина в те годы не жаловала бывших пленных. Михаил вновь отправился за колючую проволоку — в до боли знакомый Заксенхаузен, где в то время уже находился советский фильтрационный лагерь.

— Семеро его товарищей, которые были рядовыми либо не служили вообще, через месяц были отправлены на фронт. До победы дожил лишь один из них. А офицеры — отец, Иван Кривоногов и Михаил Емец — еще долго находились на проверке. В то время и произошла встреча с Сергеем Королевым — отцу его представили как «товарища Сергеева», — рассказывает Александр Девятаев.

В сентябре 45-го авиаконструктор прибыл на Узедом за информацией о секретных разработках вермахта и кто-то из «особистов» вспомнил, что в лагере неподалеку сидит летчик, бежавший с того самого сверхсекретного острова. На бывшем полигоне Пенемюнде они вместе проведут несколько дней. Потом Королев, сам ранее испытавший участь заключенного, отправится  в Москву, а Девятаев вернется в лагерный барак. Однако ту встречу конструктор не забыл — добытые беглецом сведения легли в основу создания первой советской ракеты.

Засекреченный подвиг

— В ноябре 45-го отца, наконец, демобилизовали. Однако следили за ним «органы» еще долго — слишком уж невероятной казалась рассказанная им история о побеге, — говорит собеседник. — В документах, которые ему выдали после фильтрации, в графе «военная специальность» стояло «артиллерист». Остается лишь гадать, что это было — ошибка или изысканная месть «смершевцев», благодаря которой путь в авиацию отцу был навсегда закрыт. Когда в военкомате он рассказывал, что был на фронте летчиком и сбежал из концлагеря на самолете, ему просто смеялись в лицо. Для 27-летнего парня — боевого офицера, вернувшегося с войны, — это было трагедией.

В Казани, где в ту пору жила семья, Михаилу пришлось устроиться дежурным в речном порту. Позже он много лет трудился там капитаном — водил по Волге суда на водных крыльях.

Очередной крутой поворот в его судьбе произошел в 1957-м, после успешного запуска первого советского спутника. О подвиге Девятаева и его товарищей вышел очерк в «Литературной газете», а вскоре летчику было присвоено звание Героя Советского Союза.

— То, что награждение отца Звездой Героя было «благодарностью» Королева, всего лишь гипотеза. Однако на это указывают многие детали, — поясняет Александр Девятаев. — Я до сих пор не видел его наградного листа. Несколько лет назад мы с руководителем архивной службы Мордовии Юрием Юшкиным работали над биографией отца. Запросили всевозможные источники, но нигде не обнаружили документов, которые проливали бы свет на историю его награждения. Это говорит о том, что данные по сей день засекречены — а кто мог это сделать?.. К тому же, побег из плена в ту пору не считался подвигом.

Незадолго до смерти Михаилу Петровичу Девятаеву выпало встретиться с командиром звена «Люфтваффе» Гюнтером Хобомом, который в феврале 1945-го получил приказ «догнать и уничтожить» беглецов из Пенемюнде. Сделать это немецкому асу не удалось. «Того самого русского» Хобом увидел лишь спустя более полувека — в 2002 году, во время съемок документальной ленты о знаменитом побеге с острова Узедом. Тогда бывшие враги впервые посмотрели друг другу в глаза, а потом обнялись и даже выпили по рюмке водки — в знак примирения…

Разгар боёв на Курской дуге. Июль 1943-го.

– Эй, русский, эй, Сашка, ты еще живой? Я думал, что ты сгорел в своем танке… Еще сгоришь. Я буду поджигать тебя, пока тебе не будет могила, – доносился чужой голос из рации.

Командир «тридцатьчетверки» старшина Александр Милюков опешил. Что за чушь собачья? А рация продолжала доносить с хрипотцой голос:

– На твоем колхозном тракторе только в могилу. Ну что выйдешь на нем один на один против моей «Пантеры»? Один на один, по-рыцарски…

– Ах, это ты, гад?!., – чертыхнулся старшина Милюков, поняв, с кем имеет дело. Волну радиостанции его танка отыскал фашист. Да не простой, ас, «хитрющий», как его прозвали в экипаже.

– Я готов, – Александр перед этим щелкнул тумблером. – Посмотрим чья возьмет, фашист недобитый.

– Выходи на дуэль сейчас. Только завещание напиши, а то не найдут, твоя страна очень широка, узнал, когда русский учил…

– Сам о завещании побеспокойся, – уже не говорил, а кричал Милюков, матеря немца, что называется, на чем свет стоит.

Немец умолк, умолк и Милюков и стал ждать, что скажут члены экипажа. Гитлеровец-то в более выгодных условиях, 76-мм пушка Т-34 не брала лобовую броню «Пантеры», а немецкий танк мог сжечь «тридцатьчетверку» чуть ли не с двух километров, а с тысячи метров уж наверняка.

Да, дело обстояло так, а не иначе…

«Пантеры» на советско-германском фронте массированно были применены в июле 1943-го на южном фасе Курской дуги. И в течение полугода экипажам наших танков, в том числе КВ-1 и Т-34, чтобы выиграть дуэль у «Пантеры», приходилось проявлять высочайшее мастерство.

Итак, командир немецкого танка T-V «Пантера» выходит на волну радиостанции одного Т-34 из танковой бригады Воронежского фронта, называет «тридцатьчетверку» колхозным трактором и предлагает командиру советского танка рыцарскую дуэль – один на один. Наши танкисты принимают вызов.

Звучит команда «по местам!». «Тридцатьчетверка» Милюкова стрелой, по другому и не скажешь, вылетает на исходную. Велик риск вступить в поединок один на один с экипажем, имеющим на вооружении более мощную пушку. Но когда еще можно встретиться с «хитрющим», расквитаться с ним. Расквитаться было за что. В недавнем бою именно его «Пантера» двумя снарядами прошила «тридцатьчетверку». Экипаж Милюкова ее проворонил, она внезапно выползла из второго эшелона и открыла прицельный огонь. Тогда все чудом остались живы.

За одного битого двух небитых дают. Во втором бою уже ловушку запомнившейся нашим танкистам «Пантере» устроил экипаж Милюкова. Но не тут-то было. Как ни старался командир орудия сержант Семен Брагин, как ни материл его Милюков, снаряды шли мимо. Уворачивался немец, да так ловко, что все поняли – за рычагами «Пантеры» ас. Впрочем, другому не позволили бы постоянно пастись во втором эшелоне, не позволили быть свободным охотником. Заряжающий рядовой Григорий Чумак обозвал немца «хитрющим», и это прозвище закрепилось в экипаже. И вот танкисты вступают с ним в схватку, Милюков нервничал, понимал, что останется в живых и командиром экипажа только при одном условии – если с блеском выиграет поединок. Иначе трибунал, «тридцатьчетверка» сорвалась с боевой позиции без приказа комбата. Проигрыш же вообще сулил верную смерть – живым на этот раз немецкий ас никого не выпустит, после первого попадания положит копеечка в копеечку еще несколько снарядов.

Успокаивало то, что местность для поединка давала шанс экипажу на успех, она была безлесой, но испещренной балками и оврагами. А «тридцатьчетверка» – это скорость, маневренность, куда там «Пантере» до нее. Машина же Милюкова и вовсе летала до шестидесяти километров в час. В прошлом механик-водитель старшина Милюков выжимал из нее все соки, заводские характеристики превышал почти на треть. Словом, успех в поединке зависел от мастерства двух экипажей. От того, кто первым обнаружит противника, кто первым нанесет прицельный выстрел, кто сумеет вовремя увернуться и от многого, многого другого.

Главное – любыми способами приблизиться к «Пантере» на дистанцию 300-400 метров, тогда можно огневую дуэль вести на равных. Но немец-то не будет ждать, значит метров 700 метров «тридцатьчетверке» придется идти под его прицельным огнем.

Гитлеровец выстрелил, сразу после того как экипажи увидели друг друга. Да, он не хотел терять ни метра преимущества из тех семисот, что у него были в запасе. Снаряд вонзился рядом с советским танком. Прибавить скорость? Но «тридцатьчетверка» на каменистом участке давала километров тридцать, не более, и прибавить могла лишь чуть-чуть. Не пролетишь эти семьсот метров, успеет немец смертельно врезать. И Милюков тут же дал по тормозам, снизил скорость. Решил, пусть немец прицелится: Александр «видел» его за броней, «видел», вот сейчас он весь впился в прицел… «Нет, гад, ничего не получится». «Даю скорость! Маневрирую!» – прокричал Милюков. «Тридцатьчетверка» рванулась чуть раньше, может на секунду, прежде чем из ствола «Пантеры» плеснуло пламя. Опоздал немец, снаряд прошел мимо.

«Вот так-то, фриц, дальнобойная пушка это еще не все». К Милюкову пришла уверенность, он теперь знал, увильнуть от снаряда можно и на открытой местности, можно превзойти в расторопности немецкого аса. А тут еще Николай Лукьянский – он находился на командирском месте:

– Двенадцать секунд, командир, я засек, двенадцать.

– Умница Лукьянский, – похвалил Милюков.

Теперь он знал, что между первым и вторым выстрелом немца двенадцать секунд. Увеличил скорость, проскочить бы еще метров двести ровного поля, метров двести. А Лукьянский считал: «…Семь! Восемь! Девять! Десять! Одиннадцать!..» Милюков тут же, что было силы, рванул на себя оба бортовых фрикциона. Танк вздрогнул и замер. Снаряд перед самым носом вспахал землю. «Посмотрим, чья возьмет!»

Русский танк то резко тормозил, то резко бросался в одну или другую стороны, и немецкие снаряды шли мимо. Экипаж мастерски использовал каждую ложбинку, холмик для своей защиты. Советская боевая машина неумолимо приближалась к «Пантере». Немецкий ас посылал снаряд за снарядом, но «тридцатьчетверка» была неуязвима, она «росла» в прицеле неестественно быстро. И нервы у немца не выдержали, «Пантера» стала отступать. «Струсил, гад!» – кричал Милюков, – «Даю скорость!»
  Танк противника пятился назад. В том, что в нем сидел настоящий ас, наши танкисты убедились еще раз. Ни разу немец не подставил борт или корму. И только раз, когда перед отступающей «Пантерой» оказался спуск, она, задрав пушку, на секунду показала днище. Этой секунды и хватило для того, чтобы Семен Брагин влепил бронебойным в ее уязвимое место.

Немецкий танк охватило пламя, «Пантера» заносчивого немецкого аса горела. Экипаж Милюкова захлебывался от восторга, танкисты кричали, хохотали, ругались.

Всех их отрезвил голос комбата по рации:

– Милюков! Дуэлянт хренов, под суд пойдешь.

Уже после боя отважной четверке скажут, как внимательно за поединком наблюдали с советской и немецкой сторон – за то время не было произведено никем ни одного выстрела, кроме участников дуэли. Наблюдали с тревогой и любопытством – наиредчайший случай рыцарской дуэли в двадцатом веке. Уже после боя Милюков оценил выдержку комбата, его опыт. В момент поединка он не произнес ни слова, понимал – не под руку. Свое недовольство высказал, когда поединок был выигран, и одиножды. Может быть потому, что в душе был доволен, а может оттого, по окончании рыцарской дуэли бой разгорелся уже между подразделениями, и экипаж Милюкова вновь праздновал победу, да какую! «Тридцатьчетверка» встретилась с 3 «Тиграми», сожгла их, а затем раздавила вместе с расчетами несколько артиллерийских орудий…

А теперь еще раз об участниках суперпоединка.

Ими были: командир танка старшина Александр Милюков, заменивший в период дуэли механика-водителя, механик-водитель рядовой Николай Лукьяновский, занявший командирское кресло, заряжающий рядовой Григорий Чумак и командир орудия сержант Семен Брагин, выстрел которого и поставил точку в этом необычном состязании.

Как сложилась их судьба? Семен Брагин и Николай Лукьянский погибли, первый – в день Победы в Кенигсберге, второй – 2 мая в Берлине. О Григории Чумаке автору ничего не известно. Александр Милюков встретил Победу в Германии, остался в живых. Впрочем, о нем чуть подробнее. Он один из тех, кто входит в когорту советских асов-танкистов. Отметим (делая уточнение), что отважный воин уничтожил 6 «Тигров» и одну «Пантеру».

Родился Александр Милюков в 1923 году в селе Наровчат Пензенской области в крестьянской семье. Окончил 10 классов и школу Гражданского воздушного флота. Но так вышло, что летчиком не стал. На фронт прибыл в 1942-м, попросился в танкисты, механиком-водителем. После того, как его KB подбили, пересел на «тридцатьчетверку», вскоре стал командиром. В феврале 1943-го в боях за Харьков его экипаж одерживает первую победу -уничтожает «Тигра», который по многим параметрам превосходил Т-34. Под тем же Харьковом Александр горел в танке.

В самый разгар боев на Курской дуге он в остром поединке, как уже знает читатель, сжигает «Пантеру» немецкого аса, а затем еще 3 «Тигра». В 1944-м Милюков оканчивает Саратовское танковое училище. Еще 2 «Тигра» он записывает на свой счет уже в 1945-м, в Германии – под Гольсеном и Дрезденом, будучи младшим лейтенантом, командиром роты 53-й гвардейской танковой бригады (3-я танковая армия, 1-й Украинский фронт). Принимает участие в уличных боях в Берлине. В июне 1945-го за проявленные мужество и героизм удостаивается звания Героя Советского Союза.

После войны работал на Одесской киностудии. По его сценарию снят захватывающий фильм «Экипаж машины боевой». О самом остром поединке в его жизни – о рыцарской дуэли. На Курской дуге.